Так было в школе. Не приучившись писать сочинения классе в седьмом-девятом, в одиннадцатом я шла на эти уроки как на казнь: три часа детсадовских прогулок под окнами, одноклассники, их напряженные лица и занимательно разная манера работать, учительский нетбук и костяшки длинных пальцев над клавиатурой, жужжание ламп, мой нервный крупный почерк, мысли в клубке и черновик, чуть позже летящий в первое попавшееся мусорное ведро. Я ненавидела себя, я завидовала другим и до сих пор не знаю, была ли возможность дописывать свои творения дома скорее хорошей или плохой педагогической идеей. Но она была фактом, и только спустя два, три дня, а то и целую неделю, я прекращала свои творческие метания, снова садилась за стол и в непередаваемых муках рожала многостраничное нечто. Потом нечто проверялось, получало задним числом довольно высокие баллы, но радости они приносили чуть. Как правило, к тому времени на горизонте уже маячила следующая медленная пытка. Хорошо было только тогда, когда нас заставили написать выпускное сочинение, справедливо решив, что единый государственный - не торт и не показатель. Когда я все-таки смогла резко собраться с духом, когда про Бродского, про поиск бога, и в переходе метро меня догоняет англичанка, проверяла комиссия из пяти человек, лучшее в классе, мы не ожидали, спасибо, теперь я немного больше верю в себя, но пойду в медицину, чтобы впредь, по возможности, никогда.
А через несколько лет моя собственная голова оказывается страшнее всех образов главных героев вместе взятых. Вещи, о которых я думаю уже почти третий месяц, мысли, которые пытаюсь сформулировать уже несколько недель. Я засыпаю и просыпаюсь с ними каждый день, иногда выстраивая их в какие-то осмысленные цепочки, но потом снова разрушая все до самого основания. Есть несколько точек, пара пунктов, а остальное - тяжелый тревожный туман, который заполняет меня целиком, встает комом в горле и не дает произнести ни единого постороннего слова, пока я не сумею с совладать с самым главным. И сколько бы я теперь отдала за то, чтобы вместо всего этого бесконечного и вязкого исписать пару тетрадей сочинениями по той же "Анне Карениной", ведь я прочитала ее два чертовых раза и хотя бы прекрасно знаю, к чему все привело. А про себя я не знаю ничего. И не могу, и никто из нас не может, на самом-то деле.
Смотрите, как все просто.