Kanojo to Kanojo no Neko

---

А может быть, это просто такое время, такая компенсация. Ведь если я буду думать о каждой затяжке на колготках и плохо лежащих складках воротника, то меня разорвет, просто не хватит на весь тот ад, которому так полюбилась моя голова. И я по-прежнему не могу из нее уехать.

Да и смогу ли когда-нибудь, эге.

Залезаю слишком глубоко внутрь, вытаскиваю тех тараканов, с которыми не просто не люблю, а боюсь разговаривать. Вывожу на свет, вывожу под чужой взгляд. Мне страшно смотреть на них и самой, но еще страшнее - наблюдать, как пристально разглядывает их кто-то еще, как видит в них отражение меня, немая сцена, всем привет. Чужая душа потемки, твоя - на ладони, сама протянула руку. Вот и сиди теперь, чувствуй себя рассекреченным тайным агентом, сделала все, что могла, а там уж теперь разберутся и воспользуются, как посчитают нужным, твое ли собачье дело. Ты лучше возьми-ка скотч и заклей себе накрепко рот, чтобы хоть глупость свою во всей красоте не раскладывать.

И я молчу, вышагивая километры по замерзающей Москве, бесконечные повороты уводят в узкие темные переулки с мелькающими названиями на вывесках, зловещими старыми фасадами и снегом, моросящим в свете фар. Стараюсь говорить ничего, стараюсь говорить ни о чем, но получается одинаково плохо, и вся мыслимая и немыслимая глупость все-таки вываливается из меня, будто хлебные крошки, которые бросал за собой Гензель: не собрать, не вернуться назад. Настоящих слов катастрофически не хватает, они застряли колом еще там, где складываются мысли, ничего не хватает - кажется, даже воздуха. И когда из левого ряда вылетает машина, когда рука хватает за плечо, когда скрипят тормоза - это пугает, но так же пугающе гладко ложится на все происходящее, и я не могу понять, от чего больше становится не по себе. Дома гудят усталые ноги, и уже ясно, что будет потом.

Потом я встану вовремя - легче, чем в любую из всех последних пятниц, буду учиться тихо и внимательно, а в дороге сделаю несколько простых выводов. Во-первых, у меня неплохо получается анализировать поступки и мотивации других людей, но то, что я привыкла называть рефлексией, - оно, как правило, не является ничем иным, как размазыванием соплей. Меньше думать - глупость; просто делать это нужно плодотворнее. А во-вторых, несколько лет назад один близкий человек ушел из моей жизни, напомнив напоследок чье-то высказывание: о руке, которую протягивают в помощь, а просящий, вместо того, чтобы опереться и встать, прикладывает эту самую руку к голове. Думаю, имеет смысл не забывать.

А вот потом меня вскроет. Вскроет по известному сценарию, с привычным исходом. Просто потому, что мне страшно, потому что выводы - и эти, и другие, - слишком ясны, справедливы и жестоки, потому что так тяжело разом взвалить это на плечи. Потому что в предыдущем абзаце уже шла речь, потому что я не хочу повторять однокоренные, потому что не найдя синонима к слову "беспомощность", я закрываю все, что писала, и впервые за много месяцев разрешаю себе расплакаться. Вдруг слышу свой голос, вздрагиваю и замолкаю.

@темы: )..депрессия знает, как победить Томми(, )И это пройдет(, )Мысли вслух(

---

Кто не любит, когда ставится точка в затяжных делах. Когда все-таки заказываешь толстую книжку, почти год безуспешно проискав идеальное издание. Когда в фотоаппарате, пролежавшем без дела несколько лет и дающем плюс тысячу к хипстомодусу, наконец-то появляется батарейка. Когда спустя два месяца нервных поисков находишь самый маленький размер хирургического костюма. Или когда больше полугода спишь и видишь себя пепельной Мальвиной, а потом дрожащими от волнения руками разворачиваешь пакет с пузырьком. Маленькие вещи - большие радости.


Заканчиваются двенадцать месяцев потанинских подачек, я забираю последнее, передаю на хранение подлым австриякам. С прошлого августа у них уже успело скопиться нечто, которое можно назвать деньгами, которое определенно стоит преумножать, но можно и тратить. Я помню, как хотела планшет. Помню, как окстилась и передумала, вспомнив про прекрасных черных чудовищ с глазастыми объективами. А потом поняла, что хочу смотреть. Ехать, идти, слышать, ощущать, складывать и запоминать. Так легко, но так трудно, ведь все эти вопросы про куда, когда, с кем и как - они вовсе не так просты, хотя едва ли сложнее для меня, чем выбор техники, отношения с которой традиционно складываются весьма мудрено. И все-таки когда знаешь, чего хочешь, жить становится определенно спокойнее, знаете ли.


Окружающая вселенная вещей тоже становится все легче, удобнее и проще. Она пахнет ягодами и не желает ни юбок, ни тяжелого пальто, ни сумки, куда не влезает формат А4, объем которой необходимо критически оценивать перед каждым выходом на улицу. Первый раз это случилось прошлой зимой, когда я отвергла приталенный пуховик и достала рюкзак, превратившись в смешного лохматого чудика, и с тех пор уходит только вглубь. Вякнула бы тут что-нибудь про впадание в детство, которое по сути своей оказывается взрослением, но получится слишком коряво и неправдоподобно, поэтому просто скажу, что оно мне действительно нравится. Думаю, в любом случае все это хо-ро-шо.

@темы: )Радости жизни(, )Мысли вслух(, )Кошкин дом(

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Так легко следовать здоровому образу жизни, когда вдохновляешься, восхищаешься или когда просто нет сил на то, чтобы съесть что-то внушительное и не заснуть сразу же после. А заснуть очень хочется. Вся в телефоне, в плеере, в книжке, и только бренное обмякшее тельце на автомате продолжает ставить галочки в тестах, подчеркивает названия (красная полоска - для макропрепаратов, синяя - для микро, аккуратная прилежная студентка), пальцы ищут треклятый верхушечный толчок - старость, грязь, жалость и отвращение. Скажите, пожалуйста, "тридцать три".

Плыву, перебрасываю амебьи ложноножки от пункта А к пункту Б, потихоньку добираюсь в Гёте, с удивлением узнаю, что такое мокачино, пытаюсь побороть склонения прилагательных и текст про зеленого крокодила. К последнему рабочему дню всем становится уже настолько волшебно, что пятничные вечера напрочь лишаются всякой томности: преподавательница выдает сентенции, заставляющие румяниться трепетных дев, а в маленьких междусобойчиках успешно шутятся шутки про ein tief Mund. Но как бы оно ни было весело, я постоянно чувствую на себе эти взгляды, слышу знакомые слова: ты такая смешная, ну не знаю почему, ты так смешно говоришь. Снова фрик, как на первом курсе, но знаете - пусть теперь это будет вашей проблемой. Я няша и котик, я буду верить другим людям, пить свой кефир и называть Лотмана чуваком - да, я очень хорошо представляю, что означает это слово.

И в целом кольцо, так лихо разорвавшееся этим летом, притянувшееся ко всему, до чего было возможно достать, теперь стремительно сжимается назад и крепко защелкивается на стыках. Уже третий раз подряд говорю об одеяле, но нет сейчас метафоры точнее и нет другого слова, лучше описывающего всю эту осень. Я вдруг резко осознаю, что не хочу, не могу общаться, если нужно предпринимать при этом хоть какие-то душевные усилия, если нужно думать, анализировать, держать в голове - я не со зла, я сама мало что понимаю, и поэтому простите все, кто. Хотите, я лучше посоветую вам какой-нибудь отличный фильм? Или кошку покажу - вон как извивается вся во сне, лапы с батареи свешивает.

Скоро станет совсем холодно.

@темы: )ПМГМУ - это звучит гордо(, )Мысли вслух(, )Кошкин дом(

---

Proszę jechać prosto

Четыре с хвостиком страны за две недели с ним же. Больше десятка городов. Еще не уехав из Москвы, я понимаю, как страшно будет что-нибудь упустить, позабыть в суете, не донести до дома ­- до тех, кому умудрилась пообещать. Это чувство преследует меня всю дорогу, и кажется, только благодаря ему сейчас мне есть, что сказать, и в голове - только некое оцепенение, а не выжженная земля. Впечатления - коварная штука.

Еще немного общих слов, преамбула и все такое

Я сразу завожу себе миллион дурацких ритуалов, потому что так легче справиться, упорядочить, сделать вид, что так все и должно быть - двигаться от точки к точке, выполняя на каждой одни и те же задания эстафеты. Вокруг происходит лето, и я начинаю с того, что в каждом городе стараюсь съесть по мороженому. Витрина, возле которой я так и не научилась проводить меньше двух минут, бесконечный выбор мисочек с разными вкусами - это любовь детства, когда-то в супермаркете по пять рублей шарик, а теперь уже невообразимые деньги, весной сделала себе подарок, и - шестьдесят за хрустящие на зубах льдинки. Здесь шарик стоит около одного евро, и я запоминаю города на вкус: ромово-яичный Минск, мятная Варшава, малиновый Дрезден, фисташковая Вена, и еще другие, и маленький городок где-то на немецкой Романтической дороге, куда мы заехали совсем случайно, я не запомнила даже его названия, зато там было мороженое с нутеллой - удивительное дело, как тут не попробовать, хотя оказалось оно редкой дрянью, к слову сказать.

Европа - один большой закопченный котел, в котором варится суп из велосипедов и совершенно других людей: людей непонятных, порой даже странных, но красивых в том самом важном смысле и начисто лишенных истерического надрыва. Стараюсь не выпускать из рук фотоаппарат, пластиковая коробочка прирастает к ладони. Я документирую каждую секунду, я боюсь забыть. Пейзажи, здания, вывески, люди, коты. Отражения в витринах - обозначить причастность, но не на фоне, а внутри; меня почти не видно, я растворяюсь, из черного живота выглядывают обложки книг, фарфоровые куклы, прилавки и чьи-то головы; я тень, и это моя плоть.

Через несколько дней я уже путаю три языка, хоть изъясняться толком умею лишь на полутора из них, и привыкаю к неизменно чистому белому полотенцу каждый вечер. Очередной гостиничный номер оценивается в числе прочего по степени удобства раковины - для стирки, и крышки унитаза - для ночных бдений: ложусь спать позже всех, сижу там, где можно закрыться и зажечь свет, веду мою унылую летопись, мой обещанный дневник; в ушах звенит дикая тишина, рука пишет уже сама по себе, глаза слипаются, и эти ночные посиделки оставляют одно из самых неизгладимых впечатлений за всю поездку.

А еще я не знала заранее, в каких гостиницах будет бесплатный вайфай, интернет-зависимость тревожно зудела и заставляла нервничать. Этот самый вайфай оказался абсолютно везде, но уже через три дня я забывала прочитать подгруженные с утра страницы дайри и отключила автоматическое обновление френдленты вконтакта - казалось, будто бы все это слишком, невообразимо далеко и до дрожи неактуально. Так интернеты неожиданно стали почтой, связью с теми, кого и так всегда держу у сердца, не умея иначе, где бы и как бы ни.

День первый, Москва-Смоленск

Все начинается солнечным августовским утром. Кружим по Москве, пытаясь выехать на Минку, первый раз за все годы, как-никак. Крылатское - целый год я ездила сюда, пытаясь вытянуть химию из состояния глубочайшего упадка до уровня медицинского института, тут случается ностальгия и прочее; рядом - машина "Азбуки вкуса": у нас, мол, каждая горошина - принцесса, милость-то какая, почему-то запомнилась, на славу ребята-рекламщики работают. Едем долго, скучно и сонно, днем сворачиваем на Новоспасское, добрая подруга Навигаторная Женщина называет это федеральной трассой: тридцать лесных километров с чудовищными ямами чуть ли не по колено и лесовоз навстречу как завершающий штрих.

В Новоспасском жил Глинка, а теперь - аисты, музейный пёс и куча жирных бронзовок под тысячелетним дубом. Ростом Глинка не вышел, однако был обаятелен, влюбчив и знал семь языков; любил работать в своей "беседке музы", туда ему приносили ананасы из оранжереи и мороженое; кроме оранжереи, у Глинки была целая комната с певчими птицами, и в каждом городе он первым делом посещал зоологический сад; его обожали крестьяне, летом он устраивал балы для деревенской молодежи, учил их танцевать, а когда в усадьбу приезжали гости, он клал в своей комнате доски, одним концом на пол, другим - на подоконник, и дети катались с них в тазах. Люблю такие истории со всей возможной нежностью - наверное, почти так же сильно, как письма.

Пока я отбивалась от жирных новоспасских слепней, хитрые комары изгрызли мне все ноги: одиннадцать укусов на одной и еще штуки три на другой. Дорога начинает исходить холмами, которые постепенно превращаются в настоящие горы. Это Смоленск. Издалека он выглядит кратером, равномерно покрытым крышами, среди которых явственно выдаются телевизионная вышка и два собора; внутри он немножко напоминает Кондопогу, но ему все-таки очень далеко до ее прекрасной убогости, в которую я без памяти влюбилась в прошлом году. На стоянке есть котик, на дороге - кавказец в телеге, запряженной лошадьми, у дев есть крепкие ляжки, у юношей - столь же крепкий душок мужества. Солнце садится над железнодорожными путями ярко-красным шаром, а мы едем ночевать в пригород, где нас встречает турбаза "Хвойная". Кажется, уж сколько российских гостиниц мы успели перевидать за эти несколько лет, но нет предела, его не существует в принципе: на подставке для мыла живет прелестная зеленая плесень, вода из душа льется прямо на унитаз, сесть на который представляется возможным только сбоку, потому что он натурально упирается в стену, темно-зеленые обои, походу призванные поддержать атмосферу хвойности, кем-то задумчиво отрывались в форме длинных тонких полосочек, постельное белье пахнет так, что на подушку приходтся стелить ветровку. А в целом там очень тихо. И наш электрический чайник горит в темноте синим ночником.

День второй, Минск

Ночью шел дождь - не зря закат был таким красным; вокруг стоят грустные пасмурные елки, мы уезжаем в Минск, и ровно через девятнадцать лет после первого крика я пересекаю границу Белоруссии. Там все залито солнцем, по небу гордо движутся огромные грозовые тучи, а чуть ниже плывут бесконечные поля золотой пшеницы и лохматой кормовой кукурузы - кажется, белорусы распахали свою страну от края до края, не забыв ни одного клочка земли вокруг последнего телеграфного столба; на каждой из мелькающих за окном автобусных остановок можно спать - там не просто чисто, а даже как-то уютно. Сразу же начинается веселье с прямалинейным беларуским языком, все названия населенных пунктов читаются вслух; долго не дается коварная буква У с галочкой наверху, хотя вскоре мы справляемся и с ней. Рядом откуда ни возьмись появляются машины с московскими номерами, вчера их было гораздо меньше; но у меня заканчивается овсяное печенье, и я понимаю, что дом теперь уже очень далеко.

К середине дня мы в Минске. Это холмистый, удивительно просторный и чистый город из советского кино. На окраинах, напоминающих широкие проспекты Вологды, вырастают новые жилые комплексы, каждый со своей архитектурной изюминкой, но каждый же - в перспективном согласии с остальными. Мы сняли квартиру почти что в самом центре: окна элитного советского дома выходят в тихий двор с кошаками, а внутри - трехметровые потолки, евроремонт и электрокамин; Белоруссия - это дешево. Строгие охранники не дают мне сфотографировать ни державный клинический центр, ни дворец батьки Лукашенко, но зато у меня есть отражение в зеркальной двери здания республиканского совета. Первые впечатления - рожок мороженого в ЦУМе за 12 рублей на наши деньги, Макдональдс, где нет вайфая, зато есть бумажка, радостно сообщающая о возможности передать данные по Bluetooth, и еще - нищенка на ступенях подземного перехода, которая, сгорбившись, пересчитывает толстую пачку милостыни: Белоруссия - это неиллюзорно крупные деньги.

Стараясь не упустить ни одной проплаченной возможности, мы стираем все, что уже можно постирать, я надеваю платье, и за два часа мы обегаем весь исторический центр. Проспект Незалежности в 9 вечера напоминает познанное мною не так давно Садовое в 2 часа ночи; Белоруссия - это простор. На это раз мы отправляемся в ГУМ, и там я обретаю расово верную тетрадочку в цветах белорусского флага. Нужно как-то обозначить день рождения, поэтому случается какое-то кафе, где телефонный калькулятор продолжает удивлять, считая, что мы на троих не перешли за тысячу российских; пиво я так и не распробовала, хотя вроде как хорошее оно было. В минском метро всего лишь две линии, ядрено-розовые пластиковые жетончики, точь-в-точь московские вагоны, а реклама - под стеклом и в аккуратных серых рамочках; мужской голос из динамиков объявляет названия станций на белорусском, и я понимаю, что первый раз за целый день слышу этот язык. Выходим из длинных подземных коридоров, оглушительный грохот и яркие цветы в черном небе, все тот же строгий охранник возле дворца не знает, почему салютуют, и больше ничто не мешает мне думать, что это все в честь меня, ну как же иначе-то, у кого тут день рождения, в конце-концов.

Ночью все кошки серы, одна устроилась вылизываться под капотом, и белая лапка торчит над головой, как белый флаг; в тишине слышится увлеченное чавканье. Пока поднимаемся на свой этаж, бабка-соседка, явно поджидавшая нас целый вечер, выдает невиданной эмоциональности монолог о нехристях и залитых квартирах, плюется проклятиями, но, высказав все, мгновенно умолкает и щелкает замком. В гостиной с электрокамином наконец-то есть интернет, диван, на котором можно спать хоть по диагонали, и две подушки: на оставшуюся ночь - абсолютный предел моих мечтаний. Белоруссия - это хорошо.

День третий, Минск-Варшава

Теперь, в Москве, пан  Каздалевский раскрыл мне глаза на инфляцию с вытекающими, и даже ежели отставить в стороночку злого усатого тирана, то прокатиться в Белоруссию - оно, конечно, хорошо и удивительно халявно, а вот жить там, судя по всему, довольно-таки кисло получается. Тем не менее, эффект "потёмкинских деревень" срабатывает на отлично, такие дела.

Утром, уже забравшись в машину вместе со всеми пожитками и почти что выехав из двора, мы замечаем их - котиков, целым семейством расположившихся в кустах. Такие клевые и любопытные морды, что на минские котофото уходит еще минут пятнадцать, зато на душе становится заметно спокойнее. А дальше снова начинаются далекие горизонты, живописные валки и теперь уже ярко-голубое небо. К обеду мы добираемся до Немана, кружим, пытаясь пробраться к пограничному пункту, наши чешские визы требуют поистине шпионской легенды - смешно и немного страшно. Поляки сначала пьют где-то кофе, потом тормозят, имеют зажравшийся мерзкий вид, пытаются поймать на каверзных вопросах наивную девочку, а черта с два; ненависть с первого взгляда. Прорвавшись в Евросоюз, видим многокилометровую дальнобойную очередь в обратном направлении - удачи вам, чуваки; жадно выхватываю лица.

Польша резко меняет картинку: велосипеды, грязные по пояс коровы, разрушенные домики, уныльство и печаль. За сто километров до Варшавы попадаем сначала в лютый ливень с грозой, а потом - в пробку, где проводим больше четырех часов. Окраины чертовски напоминают Московскую область - мебле, окна з Кракова, прочие стройматериалы, клеенчатые вывески, навязчивые и грязные, свисающие с каких-то развалин. Теперь все становится абсолютно нечитабельным, Grzegorz Brzęczyszczykiewicz и прочие сложности, а самым забавным и так и не переставшим радовать оказывается, конечно же, sklep, который "магазин", который случается на каждом шагу и от этого делается еще комичнее. Стояние в пробке, кроме ада скуки, приносит и некий экспириенс: конечно, это снова люди, которые, будто давние соседушки, едут рядом с тобой фактически всю дорогу, которые разглядывают тебя, и которых ты разглядываешь с не меньшим любопытством, шутки ради включая погромче Налича, а еще - то, что за все это время никому не прошло в голову обгонять по краю. И когда в темноте раздается вой сирены скорой помощи, все эти разноцветные жуки разом расползаются в стороны, за пару секунд освобождая длинный коридор; пожалуй, самое сильное впечатление за день.

Уже заполночь мы добираемся до точки назначения, нам открывает пожилая дама по имени Ева. Ева хочет оплату сейчас же, Еве не нужны евро, Еве нужны злотые, и ее не волнует, что мы вообще впервые вышли из машины с тех пор, как въехали в ее чертову Варшаву, а обменники не работают уже несколько часов. В итоге она унимается при виде пластиковой карточки, ведет нас к себе на кухоньку, где обнаруживается кардридер и - внимание - кассовый аппарат: частный предприниматель, налоги, все дела, соседи только рады настучать, ежели что. Две комнатки на втором этаже причудливо заставлены икеевскими штукам пополам с антиквариатом, по телевизору идет сериал про жизнь поляков-эмигрантов в UK, в мое окно смотрит огромная мокрая луна.

День четвертый, Варшава-Дрезден

Просыпаюсь в окружении тех же странных вещей, ведьмин домик оказывается залит солнцем, я сонная и лохматая, на балконе зреет виноград, внизу - маленькие садики, такие же узкие, как и сами дома. Совершаем круг почета по окрестностям, это снова какой-то небедствующий тихий район, краснокирпичные развалины в парке с плакучими ивами изрисованы граффити, собачьи бумажные пакеты, так поразившие меня когда-то в Праге, напоминают о себе только соответствующим столбиком - увы, пустым. Домики не просто узкие, а похожи на один длинный монолит с отдельными подъездами - каждый со своей причудливой калиточкой, почтовым ящиком, лесенкой и даже котом. Покорее прощаемся с Евой, в центре оказывается, что каждый парковочный клочок мостовой стоит денег, и мы обходим три банка, прежде чем нам удается купить эти чертовы злотые; солнце отражается от белых стен, и больно открыть глаза. Покупаем себе два часа на осмотр исторической части города: узкие мощеные улочки с высоченными домами-стенами, умилительно уютные вывески сувенирных и мороженных лавочек, русская экскурсионная группа в костёле. Солнце затягивается сплошной белой пеленой, но здесь по-прежнему очень жарко и непередаваемо много людей; хочется фотографировать все подряд, не прицеливаясь; дорожные знаки настойчиво сообщают, что Польша - это страна велосипедистов, мужчин с загнутыми носами ботинок и девочек с конфетами на веревочке. В магазине обнаруживается много стеклянных бутылочек с пестрыми этикетками: самый разнообразный сок, на удивление недорогой, есть даже овощной с имбирём, но когда я решаю заглянуть за ним перед отъездом, там уже обеденный перерыв. Кажется, я уже почти привыкла к польскому "пш-пш", но все равно путаюсь и с удивлением протягиваю шесть злотых за шарик мятного мороженого, когда вдруг оказывается, что некое "пшешчь" - это "три".

Выезжаем из города, и напоследок нас штрафуют за полосу общественного транспорта: предупреждающий знак, коварно притаившийся в кустах, хитро улыбающиеся рожи, во всех странах гаишникам хочется кушать, такие дела. Еще два часа мы не можем пробраться на трассу - Варшава строит дороги, строит развязки, и ей, похоже, неиллюзорно нравится это дело. Но мы все же едем дальше через Польшу, и заправки радуют глаз, пейзажи с западной стороны оказываются гораздо приятней и ухоженней, коровы в том числе. Навигаторная Женщина ведет нас кратчайшим путем, мы едем через деревушки, через глухие местечки с заросшими садами и серыми каменными домиками с пластиковыми окнами без занавесок. В девять часов мы останавливаемся перед черной водой. "Заезжаем на паром," - говорит Женщина, и даже мне хочется немедленно разбить ее хрупкое прямоугольное тельце: переправа работает с восьми утра до семи вечера. Темнота опускается все ниже, это довольно-таки страшно, ведь отец устал, и непонятно, где теперь придется ночевать, - придорожные постоялые дворы выглядят по меньшей мере подозрительно. Тихо ругаясь, едем назад, целый час по краям мелькают те же деревеньки, черные дубы, на дорогу внезапно выскакивают зайцы, кто-то успевает углядеть барсука и лису. В одиннадцать мы во Франкфурте-на-Одере; мост через реку обозначает собой что-то вроде границы с Германией, и местные немцы, должно быть, ходят в Польшу за дешевыми сигаретами. В половине второго ночи нас встречает немного сонный ресепшионист огромного отеля - круглые очки, белая рубашка, черная жилетка. Это Дрезден.

День пятый, Дрезден

В Дрездене я открываю глаза в номере с гостиной, где есть кухонный уголок, стол-стулья-телевизор, маленькая Библия и я сама на двуспальной кровати. Мы собираемся и едем к Рите - сестре папиного товарища по работе; Рита нашла свое немецкое счастье на сайте знакомств. Берем с собой вещи, чтобы передать, среди прочего - двадцать пачек "Мальборо" (здесь они стоят по 5 евро). Рита живет в уютном спальном районе, где вечером и во время воскресного тихого часа запрещено бросать бутылки в мусорные контейнеры - слишком гремят. Нас угощают кофе, выдают карту города и снабжают прочими ценными указаниями.

Когда мы приезжаем в центр, я понимаю, что хочу здесь жить. Здесь так широко, так безлюдно, так чисто и так удобно; здесь город трамваев, велосипедов и пешеходов. Снова бродим по улочкам, снова глаза разбегаются перед лотками с мороженым: шоколад и малина - лучше, чем настоящие; пытаюсь фотографировать вдохновенные скульптуры и людей на площадях. Дрезденская галерея оказывается на другой стороне реки, уже обед, а по-хорошему там нужно провести целый день, поэтому мы вздыхаем и возвращаемся к Рите есть окрошку и Bratenwurst - те самые жареные колбаски. В окрошке совсем не оказывается картошки, зато зеленого луа - с избытком, а залито все это счастье молоком пополам с минералкой; та еще радость, однако. Колбаски вполне сносны, но сама Рита говорит, что мясо в Германии - никакущее. Муж Удо и его мать по-русски не только совсем не говорят, но и почти не понимают, поэтому через каждые пятнадцать секунд над столом повисает неловкое молчание; я загружаюсь колбасками и отваливаю к маленькой Александре, которую мама растит двуязычной. Кажется, целый час мы спасаем семейство лошадок от злого крокодила, мой мозг заворачивается в узел в попытках придумать синонимичное описание одних и тех же ситуаций, Саша упорно называет лошадей "пони", а крокодила - в женском роде, гном с открывашкой на колпаке спасает несчастное семейство снова и снова.

Рита провожает нас до гостиницы, и мы проходим несколько километров пешком по тихо темнеющему городу. Дома, церковь, детский сад с умопомрачительной игровой площадкой (на завтрак - шведский стол с нутеллой), магазины, булочные (каждое воскресное утро очередь вытягивается на всю улицу), школа танцев (незашторенные окна), больница, частные врачебные праксисы. На специальных стойках - заламинированные объявления о съеме или сдаче квартир с полностью прописанными условиями и планировкой; площадка-выставка машин с пробегом - возле дороги, без забора, вообще без охраны, по сути дела. На улице нет почти ни души, бредем от светофора к светофору, слушаем истории о том, что хорошо только там, где нас нет. Автобус, который отвезет Риту домой, приходит минута в минуту.

День шестой, Вюрцбург

Добираемся до Вюрцбурга целую вечность, около четырех часов. В машине на меня стандартно нападают сначала жор, потом сон, и просыпаюсь я только в Баварии: горы, валуны на полянах и хвойный лес. В поле мерно крутятся ветряки, я первый раз в жизни вижу их близко - такие огромные! Вдоль дороги постоянно попадаются паркинги со столами, скамейками, техно-туалетами и раздельными контейнерами для мусора. На одном из таких нам встречается пожилая пара русских эмигрантов: показывают дорогу, дарят коробку винограда, я засыпаю снова. Во второй раз просыпаюсь уже на месте, в гостинице говорят уже совсем непонятно и так по-баварски: "Grüß Gott!" Едем в старый город, бродим по резиденции франконских епископов, и не стерпев красоты заката, белых дорожек и пестрых клумб, тяжело испускает дух моя старая верная мыльница - наверное, самое страшное потрясение за всю поездку, ведь впереди еще так много дней, а я почти что лишаюсь глаз и рук.

Когда немного прихожу в себя, мы отправляемся к мосту, который так напоминает пражский Карлов. В два ряда по краям стоят фигуры святых, и главный из них - святой Килиан: ирландский миссионер, когда-то принявший здесь с товарищами мученическую смерть. Люди гуляют, пьют вино из бокалов, будто на свадьбе, но нужно быть аккуратнее и не сходить с тротуара - велосипедов не просто много, а очень много. На противоположном берегу, опоясанном виноградниками, высоко-высоко стоит крепость Мариенбаум.

Находим супермаркет и радуемся как дети: ходить, разглядывать - все такое незнакомое, такое интересное. Хочется пожить тут еще немного, чтобы успеть все попробовать, цены - не выше, чем в каком-нибудь московском "Перекрестке", чудеса. В еще не успевшей закрыться булочной покупаю лаваш-батон с кунжутом и грызу его на ходу; идем вдоль трамвайных рельсов, мимо витрин магазинов и лавочек, фонтанов на углах тихих улиц, мимо брошенных повсюду велосипедов.

У меня больше нет фотоаппарата. Нет фотоаппарата.
Нет.

День седьмой, Ротенбург-на-Таубере
(Разных Ротенбургов в Германии штук восемь, так что путаницы допустить никак нельзя: речка Таубер, такие вот дела).

Но просыпаюсь я все еще в Вюрцбурге, вытягивая с собой из полусна дичайшую головную боль. На завтрак - одно из вчерашних гастрономичесих приобретений: йогурт, оказавшийся чем-то вроде рисовой каши с корицей. Мне так плохо, что от одного только взгляда на это нечто к горлу подступает тошнота, поэтому я закидываюсь обезболивающим и мы выдвигаемся в Media Markt, который заприметили еще вчера вечером. Долго выбираем хорошее и простое - для таких поездок, для мамы, которая не хочет ничего настраивать; у меня в руках появляется новая черная коробочка, и я чувствую, что можно жить дальше. Поднимаемся к крепости, бродим по стенам, делаем глупые снимки на фоне панорамы из красных крыш; у всех троих начинают болеть животы. Снова спускаемся в старый город по мосту со святыми, теперь уже можно все запечатлеть; исходив вдоль и поперек весь пешеходный центр, находим рыбный ресторан, но от еды не становится легче. Нужно ехать дальше, тут пятьдесят километров, совсем недалеко.

Ротенбург - пряничный городок: уютный, пестрый и тихий. В нашем номере на втором этаже оказываются чудовищно низкие потолки с барельефами на библейские темы, тяжелая расписная мебель, балдахин над кроватью и старый радиоприемник на тумбочке. Настоящая маленькая сказка, но нам совсем не до нее: отцу становится совсем плохо, и мы с мамой отправляемся на поиски аптеки. Уже давно вечер, в старом городе все закрыто, дежурная аптека сегодня возле вокзала - полчаса ходьбы по запутанным улочкам, стремительно темнеет, я не знаю немецкий, мама не знает даже английский, нужно найти лекарство.

Старый город окружен высокими крепостными стенами со сторожевыми башнями по периметру. Такой маленький и туристический, он страшно напоминает мне Суздаль, хотя сравнивать действительно смешно. С каждого окна свешиваются яркие цветочные плети, на ратуше ходят фигурки, вдоль улиц плотно прижимаются друг к другу полосатые фахверковые дома с коваными вывесками и волшебными витринами бесконечных сувенирных лавочек. Мы выходим из ворот, не без приключений находим аптеку, очаровательная фрау в окошке старается помочь с таким искренним участием, что, нанервничавшаяся и уставшая, я хочу расплакаться прямо на месте. Покупаем лекарство, с облегчением возвращаемся назад, зачем-то лезем на крепостную стену, идем по ней и смотрим, как тихо зажигаются городские фонари.

Я не могу есть, пью ромашковый чай, ловлю вай-фай на холодном стуле возле входа в номер - спасибо за поздравления, наконец отвечаю всем. Под самыми нашими окнами шумит уличное кафе, немцы болтают, звенят бокалами, часы на ратуше бьют одиннадцать раз.

День восьмой, Аугсбург

Под окнами шумит группа суетливых китайких туристов с экскурсионными наушниками. Утром мы уже гораздо лучше себя чувствуем, и Ротенбург оказывается много приятнее вчерашнего, открывая замыленному фахверками взгляду нежную готику и очаровательнейших котов. Сувенирные лавочки выглядят настолько прянично и открыточно, что я решаю из принципа не покупать ничего "из Германии", ведь иначе пришлось бы натурально разориться. Хотя эта опасность неотвратимо надвигается и без того: витрины с тем, витрины с этим, целый магазин медведей и всего медвежьего, настоящее царство, потом еще красивости, сладости, сублимирую фотографиями, все такое замечательное, ох. Хочу перейти улицу, но пугаюсь выезжающей машины и останавливаюсь: водитель кивает в знак благодарности, и я с удивлением понимаю, что если так пойдет и дальше, то скоро совсем отвыкну от московских порядков.

Мы едем в Аугсбург через поля: желтая пшеница, зеленая кукуруза, красивые немецкие комбайны, деревни с маленькими коттеджами и высокими башенками колоколен. Ярко светит солнце, у отца припасен диск с аутентичным фолком, дорога виляет, а я пытаюсь фотографировать все вокруг: направо, налево, мечусь между окнами, сосредоточенно жую мармелад. По пути вдруг решаем заехать в еще один городок-крепость; тут, на Romantische Straße, они буквально на каждом шагу, и каждый новый - еще пряничнее предыдущего. В городке случается удивительно красивое венчание, мороженое со вкусом нутеллы и, увы, с кусками льда - что в нем, что в двух других. Случается также нехило подвыпивший классический немец, у которого я имела неосторожность спросить дорогу, но из всего пространного ответа смогла разобрать только возвращенный мне назад "Schloss". И еще случается котик в витрине - живой и абсолютно замечательный.

Аугсбург - это Вюрцбург с главной улицей, похожей на Невский проспект, и примерно в два раза большим количеством людей. Велосипеды, трамваи, фонтаны, туристы, граффити и сетчатые урны для мусора на уровне плеча. Бесконечно фотографирую дома, отражения в витринах, вечерние улицы - интересные ракурсы закончились уже несколько сотен снимков назад. Первый раз за поездку и вообще впервые в жизни попадаю на протестантскую службу: от воя органа закладывает уши, и если бы я была чуть более впечатлительной, то непременно почувствовала бы, что кто-то очень большой и очень сильный стоит за моей спиной.

В пиццерии - битые тарелки, горелые края, соленая как вобла ветчина и шумные итальянцы, которые при таком раскладе вообще непонятно что там делают. Но мы так проголодались, что уже ничего не важно; у папы есть вкусное немецкое пиво, мама сидит и блаженно улыбается, вытянув ноги, а я вожусь со свечкой и снова пложу дурацкие фотографии: новый зверек умеет потрясающе широкий угол, хо-хо. Теперь есть силы для последнего на сегодня рывка. Фуггерай - поселение для малоимущих, созданное еще в шестнадцатом веке богатым, но добродетельным банкиром Якобом Фуггером. Сейчас это уютный город в городе, микрорайон с собственными стенами, управлением, церковью и, разумеется, собственными котиками. Он по-прежнему остается социальным поселением, и в тихих сумерках я осторожно иду от одного неплотно зашторенного окна к другому, тщетно пытаясь представить, каково это - жить в музее.

По улице сверху вниз гремит трамвай, часы на башне бьют последнюю четверть перед полночью, завтра мы едем в огромный Мюнхен.

Больше слов - выше пост.
Картиночки - в первых шестнадцати комментариях: пытаюсь обмануть систему и уменьшить вес этого громадья.

запись создана: 23.08.2012 в 21:27

@темы: )Радости жизни(, )Фотки(, )Кошкин дом(, )Фото-тварьчество(

---

Словами тяжко - получится не любыми (с)

upd.: Апдейтить никогда не поздно, эге!
_____________________________________________________

Села я тут и собрала в одну кучу много-много песенок.

Вам они, конечно, не скажут ровным счетом ничего, но для меня это что-то вроде оглавления к толстой книге душевных порывов и терзаний. Иногда мне кажется, что я слишком трепетно к ним отношусь, но так происходит единственно из-за необъяснимого страха забыть, как это было. У меня есть еще и тетрадка для всяких вещдоков, чего уж там.
А здесь в более-менее хронологическом порядке лежит сколько-то песен, заставляющих меня улыбаться, дрожать, плакать, ну или что там еще случается от ностальгии. Песни-периоды, песни-события, песни-люди, песни-любови - то, чем я жила класса с пятого до сегодняшнего дня. Разумеется, чем больше срок - тем значительнее промежутки (в геометрической прогрессии).
Может быть, потом я решу что-то убрать или вспомню еще что-нибудь важное-преважное, но пока пусть будет так.

до 2012

Дискотека Авария – На острие атаки


O-Zone – Dragostea Din Tei


Сплин – Пыльная быль (Сказка)


Gravitation OST – Anti nostalgic


Loveless OST – Tsuki no curse


Мельница – Королевна


Paradise Kiss OST – Lonely in Gorgeous


Franz Ferdinand – Eleanor Put Your Boots On


Маша и Медведи – Мария


Brainstorm (Prata vetra) – French cartoon


Cowboy Junkies – River Waltz


Александр Васильев – Рождество


Веня Д’ркин – Махабхарата


Muse – Invincible


Buddy Holly – Everyday


Brainstorm (Prata vetra) – Es jau naku


Alina Orlova – Ramuma


Ундервуд – Девушка с веслом


Yann Tiersen – A Quai


Пилот – Зима в Мумидоле


Stingray Sam OST – Lullaby


Maша Badda Boo – Поделись


Reelroadъ – Бурре


Radiohead – A Wolf At The Door


Abney Park – Neobedouin


Flёur – Мост над туманным заливом


Serj Tankian – Left of сenter

2012

2012:

The White Stripes – Apple Blossom


Emancipator – First Snow (Ooah Remix)


Porcupine Tree – Sentimental


Beirut – Elephant Gun


Yeah Yeah Yeahs – The Diamond Sea (Sonic Youth cover)


Charlotte Gainsbourg – Memoir


Javier Navarrete – Long, Long Time Ago


Stolen Babies – Lifeless


Xploding Plastix – Sunset Spirals (featuring Sarah Cracknell)


Access To Arasaka – Xt10.20zp9


Sequence Theory Project – Elina



2013:

Melanie Martinez – Toxic (Britney Spears cover) - (cestladore remix)


Orange Blossom – Cheft el Khof


I Monster – Heaven Is Inside You


Ólöf Arnalds feat Bjork – Surrender

запись создана: 04.12.2011 в 21:16

@темы: )Флешмоб он и есть флешмоб(, )Мысли вслух(

---

А потом я спрашиваю себя: помнишь ли, милая деточка, какой это уже рейс на твоем счету? Идти транзитом сквозь чужую жизнь - нормально, радостно и совсем не страшно, говорю же тебе. Главное, не высматривать за каждым поворотом свой пункт назначения, но только твердо помнить, что такая дорога никогда не бывает бесконечной - уже по самой своей природе.

Продолжая содержательный монолог, могу добавить, что тебе совсем не понравится, если я назову некоторые вещи своими именами. Оторви от своих постоянно сложных, невыразимых и малопонятных чувств пару-тройку пафосных хвостиков - и могу поспорить, что все происходящее станет ясно не только тебе, но и любому пятилетнему ребенку. Да ты же просто боишься, так ведь?

Или прибавь градус путаницы до предела, выкрути на максимум сложность - и вообще откажись ее понимать, даже не пытайся разобраться. Реагируй только на очевидное, решай проблемы по мере их поступления, жадно хватай настоящее и доброе, за-по-ми-най, сшивай в лоскутное одеяло и ныряй под него маленьким, но взрослым и самодостаточным котиком. Тихонько мурчи и и ни в коем случае не открывай глаза.

@темы: )И это пройдет(

---

Все выходные это видео не выходит из головы - слишком правильное, слишком созвучное, слишком. Сегодня уже среда и давным-давно пасмурно, каждое утро я выхожу под низкое небо, в теплую тихую серость, и думаю уже совсем другие мысли. Но так отчаянно не хочу забывать ни секунды, ни слова, ни запаха, что пытаюсь вырезать все это где-то на самой подкорке. Чтобы сейчас - было, на чем стоять, чтобы потом - вспомнить и улыбнуться. Обязательно.

@темы: )И это пройдет(, )Разные разности(

---

Когда-то давно я репостила эту штуку вконтакте, но никто, помнится, не проникся.
И все равно не могу молчать.

Здесь - пурмурмур-музыка, а там - трансляции американских полицейских сканеров. Включить одновременно, зажмуриться и не дышать. Уютно, волшебно, до дрожи прекрасно - не знаю, как сказать иначе. Такая вот осень получается.

Скачать Chris Zabriskie - We Start The Cure In Paris.


Скачать Steve Roach & Erik Wollo - Travel By Moonlight.

@темы: )Город(, )Разные разности(

---

Потихоньку заканчиваются нервы, внезапно заканчиваются ногти, я начинаю закидываться пустырником и витаминами. Сонное утро, тяжелое утро - здравствуй, осень, дождалась.

Стремительно холодает, и то, что я теперь наматываю на себя, все больше походит на стиль одной моей давней знакомой, которая живет на остановке возле больницы: интересно, когда мне придет в голову надеть с этим плащом шапку или зимние сапоги? Не хочу холод, не хочу пальто, унесите прочь - пусть будет так, как сейчас. Ведь весь этот дождь, эта серая стена перед глазами, угрюмая монотонность погоды и мягкая многослойность моих границ снова дают то же, что и всегда: я наконец-то могу сконцентрироваться, могу щелкнуть тумблером в режим ботанства, замотаться поглубже в шарф и почувствовать себя такой настоящей и целой, как никогда, никогда больше.

Думаю о том, что всякая мелочь чужого быта - не просто интересное, но и действительно полезное знание. О том, что немецкоязычные интернеты - это другая планета, невообразимо огромная, а сколько еще таких. О том, что нужно стараться жить красиво и нести красоту в этот мир во всех мыслимых и немыслимых формах. О том, что промокшие под дождем люди выглядят удивительно беспомощно и чисто. О том, что думать наверняка нужно проще - что мудрость, быть может, действительно в простоте. О том, что наконец-то хватит стучаться туда, где мне не рады, и оставаться там, где надо мной глумятся; если во втором я уже несколько преуспела, то над первым еще предстоит поработать.


***

Мелкие демоны все равно шепчут на ухо, что каждый мой шаг - это выбор единственного неподходящего варианта, что нужно анализировать назад и думать вперед. Но не хочу, я устала, и сейчас у меня есть пустырник, шарфик и еще то хорошее, к чему слишком быстро привыкаешь. Одеяло, дружок, почему ты такое холодное?

@темы: )И это пройдет(, )Кошкин дом(

---

 mindszenty, здравствуйте же .)

тыц-картиночка

@темы: )Новые пчёлы(

---

***

Они влюблены и счастливы.

Он:
- Когда тебя нет,
мне кажется -
ты просто вышла
в соседнюю комнату.

Она:
- Когда ты выходишь
в соседнюю комнату,
мне кажется -
тебя больше нет.

еще немного

***

Нет любви? - Так сделаем ее!
Сделали. Что дальше будем делать? -
Сделаем заботу, нежность, смелость,
ревность, пресыщение, вранье.



***

Я не могу согреть площадь
больше площади одеяла
я не могу сделаться проще
чем в плоскости одеяла
я не могу сделать больше
чем тебе поправлять одеяло
я не могу сделать больше
я понимаю что этого мало



***

Один умножить на один равняется один
Отсюда вывод, что вдвоем ты все равно один
Отсюда вывод, что вдвоем ты со вторым един
Отсюда вывод: твой второй, он, как и ты, один



***

Была бы моя воля, я бы запрет
употреблять одно слово в соседних фразах
распространила на соседние страницы, главы, романы,
месяцы, годы. Помолчи. Но ты повторяешься
даже в молчанье.



***

Кому-то в беде посылают ангелов
Мне посылают людей
То ли на всех не хватает ангелов
То ли хватает людей
То ли посланных мне ангелов
принимаю впотьмах за людей
То ли в людях вижу ангелов
и не вижу людей



***

Хочешь, чтобы тебя слушали?
Чтобы к тебе прислушивались?
Ловили каждое слово?
Переглядывались - что он сказал? -
Хочешь? - Иди в машинисты,
води пригородные электрички,
говори свысока, небрежно:
Мичуринец, следующая Внуково.



***

Почему слово ДА так коротко?
Ему бы быть
длиннее всех,
труднее всех,
чтобы не сразу решиться произнести,
чтобы, одумавшись, замолчать
на полуслове...



***

Ты, не пускающий меня в алтарь,
Ты, брезгующий мной в больные дни,
не знающий длины моих волос,
кривящийся, что высоко пою, -
прости меня. Пожалуйста, прости.
______________________________________

(с) Вера Павлова

@темы: )Чужими словами(

---

У меня очень много наушников, хотя нормально работают только одни. Все остальные разбросаны по дому, как выводок маленьких убогих деток: знаю каждую историю, каждую болячку - и жалко выбрасывать. Один из уродцев, в силу обстоятельств снова выведенный в свет, вдруг окончательно отдал концы, и тут я поняла, для чего в дороге нужна музыка, для чего она мне вообще.

Когда я слушаю музыку - я не думаю.

Но сегодня все явно было иначе, и голову рвет бессмысленностью и печалью.


Например, до меня потихоньку доходит, что порой я просто не понимаю, что и зачем делаю в институте, кроме каких-то клинических штук, например, а самым осмысленным и по-настоящему приятным делом сейчас вообще оказывается немецкий. Это пугает, это печалит, но я, должно быть, сама виновата в отсутствии должного рвения.

Еще я очень хорошая (мне говорят). И это означает исключительно то, что я постоянно воспринимаю чужие проблемы как свои, что умею очень долго терпеть, так по-глупому позволяя злоупотреблять тем хорошим, что всегда отдаю без вопросов и лишних раздумий. Боюсь обидеть, не говорю прямо, не говорю резко, коплю в себе, ужасаюсь масштабам и ищу плечо - уткнуться, зажмуриться, сбросить с себя хоть немного этой черной липкой грязи, когда больше не могу идти под ней дальше. Это замкнутый круг, это плохая роль, но да, вы же знаете: я очень хорошая.


***

Октябрь - тихий, звенящий в ушах. Мокрые желтые листья хочется трогать руками, хочется дышать еще глубже, всем нутром наконец-то чувствовать этот безветренный холод. Хочется уехать на дачу, сидеть на крыльце, спрятавшись в шалаш из огромной зимней куртки, ловить запах соседских костров, потом уйти плутать по парку, добрести до реки, стоять - и молчать.

Но стоп. Это слишком очень похоже на рельсы, а я хорошо помню, куда они ведут. Такая тишина не принимает музыку, и значит я не просто молчу, а снова думаю. Там по-настоящему холодно, там пусто и одиноко так, как нигде больше, и я действительно не понимаю, что пытаюсь найти. Возвести ужас в абсолют и встретиться с ним лицом к лицу? Эге. Кажется, я где-то ошиблась.

@темы: )..депрессия знает, как победить Томми(, )Мысли вслух(, )Кошкин дом(

---

Меня по-прежнему можно спросить о чем угодно (формспринг все, поэтому теперь так), а еще - сказать гадость или выразить все в трех словах.

Давайте не отмалчивайтесь, пурмурмур.

запись создана: 24.12.2011 в 02:00

@темы: )Флешмоб он и есть флешмоб(

---

Мне не нравится, как я устаю. По сути дела, абсолютно из-за ничего, но так, что уже не могу выспаться и прикладываю голову на все возможные плоские поверхности. Устаю, не могу делать дела, не могу лечь спать из-за дел, не высыпаюсь, устаю - отлично. Полный вперед, и не даже не по кругу, но по спирали, эге.

Воскресенье знаменуется тем, что я до него дожила, знаменуется людьми, подушками, свечкой под чайником, поддатыми котиками и сахарком; еще - туманными немосковскими улочками, светящимися окнами, мокрыми бликами, водой снаружи, внутри, насквозь, мягкой моросью в лицо, я готова идти еще долго-долго. Отпускает легко, надежно и от всего разом - никаких вопросов, никаких ответов хотя бы на один вечер. И только хорошести, которые так аккуратно и красиво стараются казаться случайными, что я верю им, а глазами все пытаюсь сказать спасибо за эту их аккуратность.

Электричка подъезжает к вокзалу так медленно и скрипуче, что в тамбурной темноте я сразу вспоминаю все страшные фабрики из фильмов, вспоминаю Вилли Вонку и зажмуриваюсь - мы вползаем в понедельник, который не заставляет ждать. Сначала оказывается, что нога, ушибленная в полете с бортика душа, все-таки неиллюзорно болит; потом невзначай обнаруживаются чужие факты и планы, которые перекраивают сложившуюся было картинку и говорят мне "привет, маленький циклоид"; а уже позже всплывают и вовсе феерические вещи, к которым так сложно подобрать слова.

На самом деле, чем больше проходит времени, тем меньше нужно этих самых слов.

Когда все идет как-то не так, люди иногда играют в игры - хорошие, но обоюдоострые. Если голова теряет обратную связь, теряет контроль, то они кончаются весьма нелепо или даже печально, поэтому в них нельзя играть, если не умеешь соблюдать правила. А это просекается на раз, и поэтому не стоит обижаться, если не зовут во двор - ведь это на самом деле для общего блага. И злиться тоже довольно глупо, ибо много на свете разных игр, и эта - далеко не самая лучшая.

@темы: )Радости жизни(, )Город(, )Мысли вслух(, )Кошкин дом(

---

 vilyam, а вот и ты, а вот и хорошо .)

тыц-котодерево

@темы: )Новые пчёлы(

---

Всю жизнь слышу от разных людей, слышу от всех: мол, люди приходят и уходят, это нормально и даже хорошо. Меняешься ты, меняются все, сфера интересов, взросление, новые круги общения, все естественно и легко - гораздо легче, чем ты выдумываешь.


Мне девятнадцать, и я все еще не могу понять, как это. В очередной раз слышу в кино это странное "дорогой, нам надо расстаться": как, как вы произносите это так спокойно? Если вы любили по-настоящему, отдавая себя целиком, прорастая корнями, если не строили, не выстраивали, а сливались в одно - почему у вас такие постные лица? Когда больное двухголовое чудовище разрывает пополам, оно кричит. Оно злится, мечется, стонет и воет так, что дрожит земля. И если бы все это пряталось и жгло огнем внутри - но нет же, нет. Просто это реальность мира тех людей, которые ходят знакомиться в бары и "пробуют встречаться". Когда я узнала, что они существуют рядом со мной, где-то что-то ёкнуло и с треском сломалось.

Но сколько ни прорастай, сколько ни говори об этом, люди уходят. Хорошие, близкие, любимые - тихо или громко, но неумолимо, ведь всегда найдутся вещи сильнее твоей любви. Так мало тех, кто может идти рядом, тех, кто возьмет за руку, - еще меньше, а что уж говорить о тех, кто решится дойти вместе до самого конца. Всем остальным ты тоже рад, ты все равно говоришь им спасибо, ты благодарен, но иногда - слишком поздно. Тогда, когда путаешь их с первыми.

И голова чудовища кричит нечеловечески, исходя любовью и злобой вперемешку со слезами, вырывается из общего тела и превращается в тень, превращается в слух. Обернись назад - видишь? Я стою у тебя за спиной. Уже не могу, не хочу говорить с тобой, но умираю без этого воздуха - дай мне подышать немного рядом. Я буду стоять и смотреть, как ты меняешься; смотреть на тех, кто тебя окружает, сравнивать, завидовать, непременно злиться, а может, и радоваться за тебя. Я буду приходить все реже и убегать все дальше, но никогда - слышишь? - никогда не забуду эту дорогу.

Я наверняка совсем не права, ведь это все и вправду слишком саморазрушительно, бессмысленно и бесплодно. Но пока что не умею никак по-другому и радостно гуляю по граблям, из раза в раз получая в итоге одно и то же, такие вот дела.

@темы: )И это пройдет(, )Мысли вслух(

---

 mammamia, здравствуйте .)

тыц-котейка

@темы: )Новые пчёлы(

---

РСЧС, ВСМК, КЧС при 9 РЦ ГОЧС, а также СБСМППГ. Рано утром заплетается рука, мысли текут слишком медленно. Совесть говорит: проболталась где-то все выходные, теперь не жалуйся.

А ведь и правда - болталась, объедалась медом, привередничала, бурчала на назойливых продавцов, улыбалась, бежала на электричку, говорила, слушала, выдыхала потихоньку, успокаивалась, уезжала далеко, забывалась, смеялась непозволительно, тюленила в обнимку с котиком, снова улыбалась, варила горячее и яблочное, чувствовала себя абсолютной Муми-мамой. Пахнет корицей, куски яблок лениво всплывают на поверхность, развариваются в пюре, окно запотевает, а там - первый день тихой дождливой осени. Так лениво и так хорошо.


Но снова нужно вставать в удивительное до рези в глазах время суток, ехать, не опаздывать - это все диагональ моей будущей плазма-панели, окей, я принимаю ваши условия. Я девочка, я не хочу быть высокой и стройной, я хочу, чтоб ножки не болели и волосы в синий. С едой теперь не пускают в деканат, как школьница прячу стакан в сумку, но крышка предательски приподнимается и я становлюсь обладательницей кофейных учебников, сумки и халата - все ценное, к счастью, уберегла посредством последнего. Болею, как и каждый сентябрь, три дня с чугунной головой, боюсь гайморита, варю имбирь и ловлю себя на мысли, что первый раз за эти несколько лет нет ни желания, ни даже сил жаловаться в бложек, да и вообще. Два раза в неделю возвращаться домой в десять оказывается еще тяжелее, чем в прошлом году, вообще все становится тяжелее, и это только начало, поэтому даже не стоит об этом. И самое обидное, что если бы я рационально использовала свои силы, меньше ленилась, меньше тянула, умела бы сосредоточиться - я бы сидела уже несравнимо выше, ведь я наверняка же могу, но.


***

Мне говорят, что нужно больше дзена. Я чувствую, что нужно больше сна. Спустя двенадцать часов абсолютного забытья просыпаюсь с такой головной болью, с какой уже забыла, когда встречалась в последний раз. Солнце тихо падает в закат, над остановками кружит огромная стая почти черных голубей, возле метро уже продают астры. Родители на даче, и так приятно знать, что им хорошо. Я одна, и у меня есть время, чтоб постараться прийти в себя и обрести этот самый - хоть чуточку, хоть самую малость, только чтобы держаться дальше.

@темы: )Радости жизни(, )ПМГМУ - это звучит гордо(, )Кошкин дом(